Муравейник. Или, как дед медведя отряхнул
Когда-то давно была у нас в семье старинная ружбайка. Далёкий пращур, даже не знаю сколько «пра» перед словом дед, принёс домой с первой ещё обороны Севастополя английский штуцер фирмы «Энфильд». Капсюльный! Как теперь понимаю со сверловкой Ланкастера. В моём детстве мы с дедом из него ещё стреляли в карьере. С этим штуцером связана одна история, которой я хотел бы поделиться с вами.
Было это в марте 1940 года, когда молодой ещё дед только-только с Финской пришёл. Снега много было, а он соскучился по охоте и решил зайца погонять. Верный пёс приболел, пришлось идти одному, в узерку, на лыжах. Взял он тот штуцер, зарядил его дробью «единичкой» на зайца и пошёл на Муравейник. Место так называлось потому, что там великое множество муравейников и малины. А в конце лета по краю поля — тьма подосиновиков и белых. Но это ближе к осени, а теперь, стало быть, весна и снега ещё по колено.
И вот идёт мой дед, ждёт когда заяц выкатится. Вдруг сороки затрещали впереди. Глядь, а вот и разрытый муравейник. Дед сразу понял, чем дело пахнет, а тут и он выходит, метрах в двадцати из кустов.
Только медведь на дыбы встал, как дед в него разрядил дробовой заряд из своего «Энфилда» и — на дерево! Хорошо, говорит, что лыжи без креплений были, с поясками вокруг носа валенок, выскочил из них и беги. А с креплениями, точно бы сожрали…
Медведь оказался настырный и голодный, полез на дерево за дедом, там уже и ветки толстые кончаются, а он всё лезет. Ну, дед уже думает, как же так, финский снайпер не грохнул, неужели родной медведь сожрёт? Рука в кармане нащупала кисет с махрой. Не то, что покурить захотелось на последок, а только лютый самосад дед употреблял на «козью ножку». Вот его, когда до морды меньше метра оставалось, он и высыпал в пасть и глаза того медведя. Косолапый зачихал, да и свалился с дерева. Потом прошёл метров десять покачиваясь и сдох. Может дробь подействовала, не знаю, но дед говорил, что отряхнулся сильно, мол, медведи на слишком крепкие на всякие встряски.
Дед бегом в деревню и орёт бабуле, чтобы та запрягала дровни. Та удивилась, мол, ты же за зайцем ходил…
А на новый 1941 год дед ей шубу медвежью справил. Она и потом очень пригодилась, ей раненых укрывали, когда в деревне госпиталь стоял. А дед снова пулемётил, на этот раз гансов.
Остатки той шубы и я помню, на ней наш верный Дружок зимой спал в будке. А вот с тем штуцером вышло печально, да и не только с ним. В 90-х в город я привез только трофейный японский бинокль, который уже прадед приволок из Порт-Артура. Штуцер дед не отдал. Потом дед умер и дом обнесли. Штуцер ушел вместе с Георгиевскими крестами прадеда. Тогда у многих дома обносили.
А бинокль я иногда на охоту беру в память о наших вояках. От деда же остался только немецкий штык-нож, с которым я бывает хожу за грибами на тот самый Муравейник.